укусила пчелка собачку...
читать дальше«Парфюмер. История одного убийцы»
рецензия
Лучшие ароматы всегда граничат с самым отвратительным зловонием – это извест-но любому парфюмеру. А в этом романе выдающееся, гениальное творение – овеществ-ленная в аромате и заключенная во флакон формула любви зиждется на двадцати пяти хладнокровных убийствах. Совместим ли гений и злодейство? Оправдывает ли цель сред-ства? И не дается однозначных ответов на этот вопрос – ускользает автор от прямых отве-тов. И – сложно говорить в данном случае о злодействе. Слишком уж аморален главный герой романа Жан-Батист Гренуй. Нет, он, скорее, вне морали. Он убил 25 девушек для того, чтобы создать духи, впитав промасленным холстом запах с их тел, и это восприни-мается им естественно. Он не испытывает ни угрызений совести, ни радости от убийства. «Они были мне нужны» - говорит он палачу под пыткой. Не более того – нужны. Возмож-но, Гренуй не воспринимается злодеем потому, что в романе нет положительного героя, с которым он мог бы контрастировать: все те люди, с которыми его сводила судьба, под-вержены собственным мелким страстишкам, он не кажется на их фоне закоренелым зло-деем, зато рисуется мастером. Это не любование преступлением, не эстетизирование убийства, это просто условие. Как условием – окружением – является обстановка: Париж, XVIII век (с тем же успехом действие могло происходить, например в Италии на столетие позже).
Такого существа просто не могло быть, это авторская игра, и направлена она не на то, чтобы раскрыть через эту волшебную фигуру какие-то социальные, религиозные или политические противоречия, нет, герой интересен сам по себе. Это своего рода экспери-мент: сможет ли существо, в котором нет практически ничего человеческого, войти в мир людей, стать «своим». И даже не просто стать своим: у Гренуя гораздо более далеко иду-щие планы, он хочет стать предметом обожания, кумиром, богом. Но любовь имеет обо-ротную сторону, она часто ассоциируется с обладанием предметом страсти.
У Генри Каттнера, американского писателя-фантаста 50-х гг. прошлого века есть рассказ, в котором главный герой совершенно случайно обретает «амулет любви», соз-данный по приказу Оберона, короля эльфов, и дающий неограниченную власть над людь-ми, животными, растениями. Конец у рассказа очень похож на завершение романа Патри-ка Зюськинда: превратившегося в паука, но все еще излучающего любовь банкира убивает самка паука. Гренуй же находит свой конец среди разбойников, которые, пытаясь обрести предмет вожделения, съедают гениального парфюмера. «В первый раз в жизни они сдела-ли что-то из любви».
Метафора любви и метафора запаха – проходят через весь роман. Одно воплощает-ся в другом. Неуловимость, эфемерность любви для Гренуя всего лишь физиология, реак-ция на запах, следовательно, ее можно так или иначе отнять, собрать, овеществить в виде помады или эссенции. Не имея собственного запаха, он кажется для остальных едва не приведением и вызывает иррациональный ужас, но обладая феноменальным обонянием он готов обмануть обывателей, которые даже не подозревают о природе своих влечений или антипатий. Метафора запаха воплощена во всем: начиная с того, что действие проис-ходит в Париже (законодатель мод и ароматов!), и заканчивая тем, что портретные харак-теристики даются не только и не столько через визуальные признаки, сколько через запа-хи. Люди воспринимаются автором как бы глазами его героя, который видит в каждом че-ловеке источник благоухания или зловония. Роман подан через призму не зрительных, но обонятельных образов. Возможно, в этом заключен притягательный стиль произведения: ароматная простота, изысканный букет. Четное слово, даже Бунину с его рафинирован-ным эстетством «антоновских яблок» или Набокову с «каштановым ароматом юности» далеко до эссенции Патрика.
Это «роман-воспитание» наоборот. Герой создает себя, он пытается найти и обрес-ти свое призвание, стать не универсалом, конечно, как того требуют каноны просвещения, но «узким специалистом», как диктует современность. Он находит себе учителей, он по-стигает и делает открытия в области парфюмерии, но не для того, чтобы заслужить при-знание в качестве ремесленника или даже мастера, а для своей, высшей, цели. Но достигая ее, пройдя через трудности, преступления (которым он не придает ровно никакого значе-ния), он осознает, что любовь окружающих людей ему неприятна, как неприятны и они сами. Он родился в ненависти, всю жизнь преодолевал ненависть, он привык жить в про-тивоборстве с окружающим миром, а когда этот мир пал перед ним на колени, то стал не-нужным, раздражающим, еще более чужим и отталкивающим.
Элла Венгерова, переводчица романа, видит его смысл в том, что «история Жа-Батиста Гренуя читается как предостережение в преступлении, таящемся в разрыве с при-родой, в бесстыдном и безжалостном насилии над ней, в стремлении человечества при-своить, высосать, поглотить ее красоту..». Возможно, это и так. Действительно, образ парфюмера можно интерпретировать как гротеск, карикатуру на человека потребляющего, но по-моему, этот «клещ» хорош сам по себе. Он хорошо (изящно, тонко) смотрится в коллекции современных монстров: налет «галантного» XVIII века, в котором запах ладана мешается с модными ароматами салонов и зловонием улиц, лишь добавляет ему очарования.
рецензия
Лучшие ароматы всегда граничат с самым отвратительным зловонием – это извест-но любому парфюмеру. А в этом романе выдающееся, гениальное творение – овеществ-ленная в аромате и заключенная во флакон формула любви зиждется на двадцати пяти хладнокровных убийствах. Совместим ли гений и злодейство? Оправдывает ли цель сред-ства? И не дается однозначных ответов на этот вопрос – ускользает автор от прямых отве-тов. И – сложно говорить в данном случае о злодействе. Слишком уж аморален главный герой романа Жан-Батист Гренуй. Нет, он, скорее, вне морали. Он убил 25 девушек для того, чтобы создать духи, впитав промасленным холстом запах с их тел, и это восприни-мается им естественно. Он не испытывает ни угрызений совести, ни радости от убийства. «Они были мне нужны» - говорит он палачу под пыткой. Не более того – нужны. Возмож-но, Гренуй не воспринимается злодеем потому, что в романе нет положительного героя, с которым он мог бы контрастировать: все те люди, с которыми его сводила судьба, под-вержены собственным мелким страстишкам, он не кажется на их фоне закоренелым зло-деем, зато рисуется мастером. Это не любование преступлением, не эстетизирование убийства, это просто условие. Как условием – окружением – является обстановка: Париж, XVIII век (с тем же успехом действие могло происходить, например в Италии на столетие позже).
Такого существа просто не могло быть, это авторская игра, и направлена она не на то, чтобы раскрыть через эту волшебную фигуру какие-то социальные, религиозные или политические противоречия, нет, герой интересен сам по себе. Это своего рода экспери-мент: сможет ли существо, в котором нет практически ничего человеческого, войти в мир людей, стать «своим». И даже не просто стать своим: у Гренуя гораздо более далеко иду-щие планы, он хочет стать предметом обожания, кумиром, богом. Но любовь имеет обо-ротную сторону, она часто ассоциируется с обладанием предметом страсти.
У Генри Каттнера, американского писателя-фантаста 50-х гг. прошлого века есть рассказ, в котором главный герой совершенно случайно обретает «амулет любви», соз-данный по приказу Оберона, короля эльфов, и дающий неограниченную власть над людь-ми, животными, растениями. Конец у рассказа очень похож на завершение романа Патри-ка Зюськинда: превратившегося в паука, но все еще излучающего любовь банкира убивает самка паука. Гренуй же находит свой конец среди разбойников, которые, пытаясь обрести предмет вожделения, съедают гениального парфюмера. «В первый раз в жизни они сдела-ли что-то из любви».
Метафора любви и метафора запаха – проходят через весь роман. Одно воплощает-ся в другом. Неуловимость, эфемерность любви для Гренуя всего лишь физиология, реак-ция на запах, следовательно, ее можно так или иначе отнять, собрать, овеществить в виде помады или эссенции. Не имея собственного запаха, он кажется для остальных едва не приведением и вызывает иррациональный ужас, но обладая феноменальным обонянием он готов обмануть обывателей, которые даже не подозревают о природе своих влечений или антипатий. Метафора запаха воплощена во всем: начиная с того, что действие проис-ходит в Париже (законодатель мод и ароматов!), и заканчивая тем, что портретные харак-теристики даются не только и не столько через визуальные признаки, сколько через запа-хи. Люди воспринимаются автором как бы глазами его героя, который видит в каждом че-ловеке источник благоухания или зловония. Роман подан через призму не зрительных, но обонятельных образов. Возможно, в этом заключен притягательный стиль произведения: ароматная простота, изысканный букет. Четное слово, даже Бунину с его рафинирован-ным эстетством «антоновских яблок» или Набокову с «каштановым ароматом юности» далеко до эссенции Патрика.
Это «роман-воспитание» наоборот. Герой создает себя, он пытается найти и обрес-ти свое призвание, стать не универсалом, конечно, как того требуют каноны просвещения, но «узким специалистом», как диктует современность. Он находит себе учителей, он по-стигает и делает открытия в области парфюмерии, но не для того, чтобы заслужить при-знание в качестве ремесленника или даже мастера, а для своей, высшей, цели. Но достигая ее, пройдя через трудности, преступления (которым он не придает ровно никакого значе-ния), он осознает, что любовь окружающих людей ему неприятна, как неприятны и они сами. Он родился в ненависти, всю жизнь преодолевал ненависть, он привык жить в про-тивоборстве с окружающим миром, а когда этот мир пал перед ним на колени, то стал не-нужным, раздражающим, еще более чужим и отталкивающим.
Элла Венгерова, переводчица романа, видит его смысл в том, что «история Жа-Батиста Гренуя читается как предостережение в преступлении, таящемся в разрыве с при-родой, в бесстыдном и безжалостном насилии над ней, в стремлении человечества при-своить, высосать, поглотить ее красоту..». Возможно, это и так. Действительно, образ парфюмера можно интерпретировать как гротеск, карикатуру на человека потребляющего, но по-моему, этот «клещ» хорош сам по себе. Он хорошо (изящно, тонко) смотрится в коллекции современных монстров: налет «галантного» XVIII века, в котором запах ладана мешается с модными ароматами салонов и зловонием улиц, лишь добавляет ему очарования.